Samo da dopulnja, che v istoricheski plan, evharistiinijat spor mezhdu pravoslavni i rimokatolici pridobiva sushtestveni hristologichni i sotirologichni izmerenija, kudeto prolichavat redica verovi razlichija mezhdu Iztoka i Zapada:
Это противоречие является и исходной точкой спора об опресноках. Основываясь на
том, что в Евхаристии происходит в каждом из верных то же соединение
божественной и человеческой природы, которое произошло в Боговоплощении, а
различие между верными и Христом принадлежит не природам, а ипостаси, св. Никита
пытается объяснить, обращаясь к римлянам, что квасное приношение выражает
единосущность человеческой природы Тела Спасителя нашей человеческой природе.
Прежде всего, отличие христианского хлеба от иудейского опреснока состоит в том,
что он является хлебом "словесной трапезы". В христианской трапезе верным
преподается само "Воплощенное Слово"; через причастие одной Его природе -
человеческой, мы получаем причастие и Его Божественной природе: "Те, которые
принимают опреснок, пребывают под сенью закона и вкушают трапезу иудейскую, а не
словесную и живую Божию, и нам, верным, надсущную и единосущную. Мы приняли
надсущный хлеб с неба, ибо, что есть надсущный, как не единосущный нам, но нет
никакого единосущного нам хлеба, а только Тело Христово, которое единосущно нам
по плоти своей человеческой... (16) Это объяснение подчеркивает, во-первых, что
само вещество предназначенного для Евхаристии хлеба есть символ Боговоплощения,
то есть образ Тела Христова, и речь не может идти о каких-либо собственных
свойствам хлеба или каком-то отвлеченном понятии, и, во-вторых, что необходимость
исповедания единосущности нам Тела Христова в Евхаристии вытекает из спасительно
смысла единения Бога и человека во Христе: Один и тот же хлеб Евхаристии является
"единосущным" нам и "надсущным" хлебом молитвы Господней, прошение которой:
"Хлеб наш насущный даждь нам днесь..." одинаково и на Востоке, и на Западе относят
к Евхаристии.
В опровержении именно этих слов св. Никиты особенно четко проявился тот
совершенно иной смысл Евхаристии, который защищает кардинал Гумберт: "Итак, ты
сказал, что единосущный (consubstatialis) и надсущный (supersubstantialis) есть одно
и тое же - это совершенно ложно. Хотя Господь Иисус и единосущен нам по естеству
человеческому, однако, по божеству, которое единосущно Отцу, Он по отношению к
нам - надсущный (supersubstantialis): так и хлебы человеческой трапезы пусть будут
единосущны сами себе, но хлеб Божественной трапезы является надсущным
(supersubstantialis).(17) Таким образом, Гумберт вводит необходимость разделения
Таинства Евхаристии и Боговоплощения, одновременно настаивая на том, что
сущность божественная всегда остается надсущной (supersubstantialis) по отношению
к человеческой. Это отрицание соединения божественной и человеческой природ в
таинстве Евхаристии вызвало необходимость истолковать понятие Тела Христова
каким-либо новым образом, то есть как особой сущности, не тождественной ни
божественной, ни человеческой. Употребление опресноков при совершении Литургии
подчеркивало особую природу Тела Христова, отличную от нашей, человеческой
природы. "Римская Церковь употребляет опреснок в обозначение того, что мы
исповедуем и почитаем три совершенные сущности в одной личности - посредника
между Богом и людьми = богочеловека Иисуса". (18) Таким образом оказывалось, что
Тело Христово единосущно по человеческой природе нам только в земной жизни
Спасителя, но в таинстве Евхаристии Оно обладает человеческой природой, не такой
как наша, то есть разрушалось то, на чем основывается вера в сотелесность единения
со Христом, а, следовательно, и обожение человеческой природы.
Очевидно, позиция Гумберта объясняется тем, что православное учение о спасении не
было принято им в отношении таинства Евхаристии. В его воззрениях однажды
совершенная Христом Жертва отделяется от Евхаристии, открывающей верным жизнь
причастников божественной природы. (19) Концептуализация западных воззрений на
таинство Евхаристии в столь резкой форме, как это было выражено Гумбертом,
приводила и к изменениям в экклисиологии: учение о Церкви, как о Теле Христовом,
стало возможным понимать в гораздо более размытом смысле, чем это совместимо с
Православием, что положило начало традиции схоластического богословия (20). И,
если на Востоке утвердилось учение о Теле Христовом, основанное на понимании
Боговоплощения, Евхаристии и Спасения как единого, то на Западе в XI веке были
концептуально оформлены воззрения, признающие подлинность Боговоплощения
только в жизни Иисуса, но не во всем Теле Христовом - Церкви. Это учение и было
анафематствовано в 1054 году святейшим Михаилом Кирулларием как повторение
ереси Феодора Мопсуетского (21).
Для понимания евхаристической полемики XI века, точнее, для уяснения
выразившегося в ней учения православной веры, следует рассматривать ее в
контексте единой непрерывной традиции. Вопрос, который положен в основу учения о
Евхаристии св. Никитой Стифатом - реальность соединения с Богом, обретаемая в
Теле Христовом, - всегда был вопросом, выражавшим учение Церкви о спасении. Здесь
сказывается укорененность взглядов преподобного Никиты в Православной традиции
с единственно возможным пониманием спасения как обожения, как это было выражено
в знаменитом утверждении святого Афанасия Великого: "Бог стал человеком, чтобы
человек стал Богом". И, если в творениях духовного отца Никиты св. Симеона Нового
Богослова эта вера более раскрыта в учении о молитве и цели христианской жизни,
то св. Никита вынужден был утверждать ее в ходе полемики, как этого потребовала
эпоха.
Говоря о существенном единении с Богом, св. Никита повторяет молитвенное
обращение св. Симеона Нового Богослова, в котором отрицаются учения,
отвергающие возможность такого единения или утверждающие какой-либо иной его
характер: "Сущий горе с Отцем и пребывающий с нами, и не так, как думают
некоторые, одним действием, одною волею или одной своей силой, но и сущностью,
если только можно говорить или мыслить сущность применительно к Тебе". (22)
Осуществление этого единения есть заповеданное человечеству таинство Евхаристии,
которые и св. Симеон Новый Богослов, и св. Никита рассматривают нераздельно с
земным рождением Христа: "Его Пречистую Плоть, которую Он воспринял из чистых
ложесн всепречистой Марии и Богородицы, с которою и родился телесно, от нее Он
преподает нам в пищу. И, вкушая ее, им имеем в себе всего воплощенного Бога и
Господа нашего Иисуса Христа, Самого Сына Божия и Сына Девы и всенепорочной
Марии, сидящего одесную Бога и Отца, каждый из нас верных достойно вкушающих
Его Плоть... Его никогда из нас не происходящего или телесно рождаемого и
отделяющегося от нас. Ибо он больше не познается по плоти, будучи в нас, как
младенец, но пребывает бестелесно в теле, неизреченно смешивающийся с нашими
природами и обоготворяя нас, как сотелесных Ему, сущих плотью от Его плоти и
костью от Его костей" (23).
ДОГМАТИЧЕСКОЕ СОДЕРЖАНИЕ ПОЛЕМИКИ ОБ ОПРЕСНОКАХ В XI ВЕКЕ
|