|
Имаше нещо подобно с дърветата, които падат в гората и никой не ги чува. Тогава дали в действителност има звук или не.
Ааа. Сега се сетих и нещо друго за Черният обелиск. Ама то беше друго. Както и да е де. За огледалата беше. Как те са другата ни страна, но когато ни няма пред тях какво отразяват те. И къде отива нашето изображение, когато ние не сме там. Крадат ли от нас те. И колко много са откраднали те до сега от нас - с всяко наше поглеждане в тях.
Ето го! Намерих го обаче само на руски:
--------------------------------
-- Конечно, не я. Но где же я сама, когда я вижу свое отражение?
-- Ты стоишь перед зеркалом. Иначе оно не могло бы тебя отразить.
Изабелла снова надевает туфлю и смотрит на меня.
-- Ты уверен, Рудольф?
-- Совершенно уверен.
-- Я -- нет. А что делают зеркала, когда они одни?
-- Отражают то, что есть.
-- А если ничего нет?
-- Так не бывает. Всегда что-нибудь да есть.
-- А ночью? Во время новолуния, когда совсем темно, что же тогда они
отражают?
-- Темноту, -- отвечаю я не очень уверенно, ибо как может отражаться
глубочайший мрак? Для отражения всегда нужно хоть немного света.
-- Значит, зеркала мертвы, когда совершенно темно?
-- Может быть, они спят, а когда возвращается свет -- просыпаются.
Изабелла задумчиво кивает и туго натягивает платье на коленях.
-- А они видят сны? -- вдруг спрашивает она. -- Кто видит сны?
-- Да зеркала!
-- Мне кажется, они всегда видят сны, -- отвечаю я. -- Они весь день
только это и делают. Им снимся мы. И снимся наоборот. То, что у нас бывает
справа, в них слева, а то, что слева, -- справа.
Изабелла повертывается ко мне.
-- Значит, они -- наша оборотная сторона?
Я соображаю. Кто знает, что такое на самом деле зеркало?
-- Вот видишь, -- говорит она. -- Перед тем ты уверял, будто ничего там
нет. А выходит, что в них наша оборотная сторона.
-- Только пока мы перед ними. А когда уходим, ее уже там нет.
-- Откуда ты знаешь?
-- Это же видно. Когда уходишь от них и оглядываешься, нас уже там нет.
-- А если они нас только прячут?
-- Как они могут прятать? Они же все отражают! На то они и зеркала!
Зеркало ничего не может скрыть.
Между бровей у Изабеллы появляется морщинка.
-- А куда же оно тогда девается?
-- Что именно?
-- Да изображение! Другая сторона. Что же, оно прыгает обратно в нас?
-- Этого я не знаю.
-- Оно ведь не может потеряться?
-- Оно и не теряется.
-- Так где же оно? -- настаивает Изабелла. -- В зеркале?
-- Нет. В зеркале его уже нет.
-- Оно должно быть там- Откуда ты знаешь, что нет? Ты его не видишь.
-- Другие люди тоже видят, что моего изображения там уже нет. Они видят
только свое собственное, когда стоят перед зеркалом. И ничего другого.
-- Они заслоняют его. Иначе где же остается мое? Оно должно быть там!
-- Оно там и есть, -- отвечаю я, жалея, что затеял весь это г разговор.
-- Когда ты подходишь к зеркалу, оно опять появляется.
Изабелла чем-то вдруг взволнована. Она становится коленями на скамью.
Ее черный узкий силуэт выделяется на фоне желтых нарциссов; в сумраке
душного вечера кажется, что они из серы.
-- Значит, оно у них внутри, а перед тем ты говорил, что его там нет!
Она сжимает мне руку, все ее тело дрожит. Я не знаю, что мне сказать,
чтобы успокоить ее. Ссылкой на физические законы ее не убедишь -- она
презрительно отклонила бы такие доводы. Да в эту минуту я и сам не так уж
уверен в их незыблемости. Мне вдруг кажется, что в зеркалах есть
действительно какая-то тайна.
-- Где оно, Рудольф? -- шепчет она и жмется ко мне. -- Скажи мне, где
оно? Неужели везде осталась какая-то часть меня? Во всех зеркалах, в которые
я смотрюсь? А сколько я видела их! Не сосчитать! И неужели я в них во всех
разбросана? И каждое что-то у меня отняло? Тонкий отпечаток? Тоненький
ломтик меня? Неужели зеркала распилили меня, словно кусок дерева? Что же от
меня тогда осталось?
Я крепко держу ее за плечи.
-- Все в тебе осталось, -- отвечаю я. -- Наоборот, зеркала еще что-то
прибавляют к человеку. Они делают этот добавок зримым и отражают кусок
пространства, а в нем -- озаренный кусок тебя самой.
-- Меня самой? -- Она все еще не выпускает моей руки. -- А если все не
так? Если все эти куски лежат погребенными в тысячах и тысячах зеркал? Как
их вернуть? Ах, никогда их не вернешь! Они пропали, пропали навсегда! Мы
стерты, мы как статуи, у которых соструганы лица. Где мое лицо? Мое
первоначальное лицо? То, которое было у меня до всяких зеркал? До того, как
они начали обкрадывать меня?
-- Никто тебя не обкрадывал, -- растерянно отвечаю я. -- Зеркала ничего
не крадут, они только отражают.
Грудь Изабеллы бурно вздымается. Лицо ее бледно. В прозрачных глазах
поблескивает багровый отблеск луны.
-- Где оно? -- шепчет она. -- Где всё? Где мы вообще, Рудольф? Все
бежит и проносится, как ветер, и тонет, тонет! Держи меня крепче! Не
отпускай меня! Разве ты их не видишь? -- Она пристально смотрит на мглистый
горизонт. -- Вон они летят! Все эти мертвые отражения! Они приближаются и
жаждут крови! Ты не слышишь шелеста их серых крыльев? Они мечутся, как
летучие мыши! Не подпускай их!
Wake.. from your sleep...
|
