|
Според И. Макарова, , "дядо Иван" идва от Иван Грозни. Малко по-дълъг цитат (стр. 171-172):
... Говоря о довольно скромном месте русской тематики в болгарской книжности XVIII в., необходимо отметить, что данная ситуация была, по всей видимости, характерна и для болгарского общественного сознания той эпохи в целом. Хотя образ России, получившей обобщенное воплощение в фигуре «дядо Ивана» (старика Ивана), начал рельефно проступать в менталитете этого народа лишь в XIX в., однако начальная фаза генезиса данного образа столь тесно переплетена с событиями рассматриваемой эпохи, что стоит остановиться на ней особо.
В литературе давно дискутируется вопрос о времени возникновения этого образа. Существует мнение, что, возможно, это XVI или даже XV вв. Эту точку зрения впервые высказал болгарский ученый Й. Трифонов (1908) [253]. Он считал возможным связывать начало формирования образа с эпохой и именами Ивана III и Ивана IV. Й. Трифонов предполагал, что факт женитьбы Ивана III на византийской принцессе Софье Палеолог (1472) и признание в 1561 г. царского достоинства ее потомка Ивана IV могли послужить толчком для активизации устного народного творчества и превращения этого имени в эпоним для обозначения не только русских правителей, но и России в целом.
Позднее эту гипотезу, как малодоказательную, оспорил И. Снегаров. По его мнению, которого придерживается и большинство современных исследователей, зарождение образа следует датировать, скорее всего, концом XVIII в. и связывать с появлением русских войск на северо-востоке Балкан [228, с. 25]. Среди наиболее весомых аргументов в пользу этой точки зрения можно назвать следующие: популярность образа на территории в первую очередь северо-восточной Болгарии (в то время как в других регионах он известен относительно мало или неизвестен вообще); отсутствие документальных свидетельств об его существовании, датируемых ранее второй четверти XIX в.; тот факт, что данный образ не успел или не смог органично войти в общую ткань болгарского фольклора, так и оставшись обособленным явлением.
Аргументация И. Снегарова убедительно опровергает основные посылки гипотезы Й. Трифонова, но, к сожалению, не объясняет причин превращения именно этого имени в символ царя-освободителя, поскольку во второй половине XVIII и на протяжении всего XIX вв. царей с именем Иван в России не было. Остается также совершенно непонятным появление в составе эпонима слова «дядо» — старик, дедушка. Даже если связывать его возникновение не с конкретной личностью какого-либо царя, а с образом русского солдата-освободителя эпохи русско-турецких войн, данный эпитет выглядит странно.
Возможно, ситуация может несколько проясниться, если предположить, что источником для возникновения и распространения образа «дядо Ивана» стало появление в регионе не русских войск, а хронологически предшествующее ему переселение русских казаков-старообрядцев (некрасовцев). История этого переселения тесно связана с событиями булавинского бунта, вспыхнувшего на Дону в 1707 г. После гибели самого Кондрата Булавина один из его ближайших сподвижников (атаман Есауловского городка Игнатий Федорович Некрасов) увел несколько тысяч казаков с семьями (в песнях говорится о 40 тысячах) на Кубань, бывшую тогда во владении крымских ханов. Беглецы поселились в районе современной Анапы, принесли хану присягу и в течение многих лет составляли одну из наиболее боеспособных единиц его армии. Но на Кубани некрасовцы задержались недолго. Продвижение русских войск теснило их все дальше на юг. Когда войска Анны Иоанновны взяли Анапу, казаки были вынуждены обратиться к турецкому султану. Начав обосновываться на территории Османской империи в середине — второй половине XVIII в., к концу столетия они широко расселились на землях Добруджи и северо-восточной Болгарии.
Фольклористам известно, что в среде русского казачества на протяжении столетий большой популярностью пользовались песни, посвященные царю Ивану Васильевичу (Грозному). Не стали исключением и общины некрасовцев. Изучение современными болгарскими исследователями песен и обычаев некрасовских сел Татарица (Силистринско) и Казашко (Варненско) показывает их не только типологическое сходство, но зачастую и буквальное совпадение с фольклором донского, а шире южнорусского типа [106, 120, 218]. Однако в новой среде обитания многие из песен, особенно повествование о казанском походе Ивана Грозного, его победе над неверными и водружении креста над их столицей приобретали для слушателей из числа местного православного населения неожиданно актуальное звучание. Фигура же Ивана Васильевича — древнего царя Ивана, т. е. деда Ивана («дядо Ивана»), освободившего Русь, не могла не восприниматься болгарами иначе как эпически обобщенный образ древнего царя-освободителя.
Редактирано от Kroraina на 08.01.18 11:09.
|
